Ознакомительная версия.
– Да ты садись, присаживайся вон в то кожаное кресло, – гордо окидывая взглядом шикарную мебель в кабинете, предложил Комаров.
– И фифочка в передней для административного куража?
– Секретарша, дорогой! Не придирайся – положена по штату. Правда, я тут семейственность маленькую развел. Ворчать не будешь?
– Нарушаете?
– Ага. Технический секретарь Зоя – невеста Павлика.
– От души поздравляю вашего сына. Он здоров?
– Как бык!.. Вот посмотри, в каких условиях я теперь работаю. – Комаров погладил синенькую кнопку на столе, подмигнул Донскову и решительно утопил кнопку пальцем.
Дверь кабинета открылась почти мгновенно, и на пороге возникла Зоя, пухленькая, быстроглазая.
– Я слушаю, Михаил Михайлович!
– Гм… Чаю и бутерброды.
– Есть!
– Погоди… и это… ну, понимаешь?
– Не положено!
– Уволю!
– Есть!
– Как Богунец, отвечает! Юбочка для невесты не коротка? – пошутил Донсков после ухода Зои.
– Она еще девчачьи донашивает. Богунец теперь командир нового звена.
– Тоже новость. Не рано?
– В самый раз. Когда Николай с Наташей уехали, он потускнел. Серьезным стал. От Руссова ни на шаг.
– То есть переменился к лучшему.
– А я никогда не взвешивал чьи-либо качества на точных весах. Это невозможно. Мы все – просто люди. Доверие…
– Такое, например, как было у нас к Ожникову.
Комаров не среагировал на выпад и продолжал свою мысль:
– Доверие, Максимыч, нужно каждому. Даже хронического лентяя доверие может встряхнуть. Помнишь, что сказал Богунец на дне рождения Батурина: «Один за уйму дел – вдруг сел, другой – взлетел. Что лучше, выбирайте, детки: земля с высот иль небо в клетку?» Дай человеку взлететь и посмотри, сможет ли улететь далеко…
– Спорная позиция, командир. Ожникова в кривой полет выпустили, наверное, именно с такого трамплина.
Зоя на подносике принесла чай и бутерброды. Рядом с горячими стаканами стояла рюмочка коньяка. Она поставила рюмку перед Донсковым-Комаров вопросительно посмотрел на секретаршу и хотел что-то сказать, но она, изящно изогнув тонкую руку в кисти, как бы прикрыла ему рот:
– Не положено!
– Ты знаешь, что я тебе скажу…
– А я передам врачу!
– Во! Испугала!.. Ладно, выметайся!
– Есть!
– Какая исполнительная секретарша! – округлил глаза Донсков и, демонстративно причмокивая, потянул из рюмки коньяк.
– Я еще с ней поговорю! – проворчал Комаров. – Печень у меня зашалила, понимаешь!.. Кстати, мы об Ожникове заговорили. Виделся я с ним у следователя. За спасение от зубов росомахи он почему-то ненавидит тебя люто! Странно! Правда, здесь, – Комаров дотронулся до лба, – у него не все на месте. Врачи говорят, надолго. Тихое…
– Сам себя сожрал. С юности начал…
– Вы, оказывается, давно знакомы с ним.
– Вечность! Помните, я рассказывал, как Ожников твердил в лесу: «Ты не узнал меня, Донсков. Ты не узнал меня…» Понял его бред, когда личное дело полистал, фотографии его ранние посмотрел и бритым в больнице увидел. Даже фамилию переделал, жук! В сорок третьем он отирался на складе запасных частей Саратовской планерной школы и назывался Фимой Мессиожником.
– А ты знаешь, что он прятал в кладовке?»
– Слышал.
– Такое видеть надо! Уникальные произведения искусства, старинные вещи. Эксперты говорят на несколько миллионов!.. Вот он и сидел как на раскаленных углях: узнаешь ты его – не узнаешь?
– Мог бы уехать.
– Писал заявление об увольнении, через неделю забрал его обратно. Может быть, уже тогда решил отправить тебя в мир иной?
– Он мог и умел бороться за себя. Из маленького слюнтяя Фимы вырос бульдог с мертвой хваткой.
– Хватка, да! На себе испытал, – покачал головой Комаров.
– И действовал нагло, смело.
– Что ты! Не раз убеждался в его трусости, особенно физической. Однажды порезал палец, так ныл дня четыре, боясь заражения крови. Врача из терпения вывел.
– Недооцениваем таких, как он, Михаил Михайлович. К сожалению, не только мы с вами., – усомнился Донсков.
– Один взгляд на сокровища мог быть для него сильнейшим возбудителем. Ох, как грязно все это, Максимыч!
– Эксперты уверяют, что многие из мессиожниковских сокровищ далеко не высшего класса, особенно приобретенные им в последнее время.
Секретарша просунула голову в дверь:
– Михаил Михайлович, к вам просится женщина. Я ей сказала, что сегодня не приемный день.
– Кто такая, по какому вопросу? – нетерпеливо спросил Комаров.
Зоя заглянула в маленький блокнотик:
– Лехнова… Галина Терентьевна.
– Галина? Нашлась! – воскликнул Донсков и порывисто встал.
Зоя, округлив глаза, с удивлением смотрела на своего начальника. Его длинноносое скуластое лицо медленно меняло цвет от мучнисто-белого до ярко-розового. Рука, энергично вытянутая к двери, застыла. Наконец пальцы ее начали шевелиться, и по их движению Зоя поняла: «Зови, зови». Она поспешно юркнула за дверь, и тотчас же ее любопытное круглое личико высунулось из-за плеча входившей в кабинет Лехновой.
– Здравствуйте! Знали бы вы, как я о вас соскучилась! Здравствуйте, Владимир Максимович! – Она поцеловала Донскова в щеку. – Здравствуй, Миша! – Комарова обняла и прижалась щекой к его щеке. – Почему вы молчите? Не рады?
Лехнова похудела. Донсков привык видеть ее в уставной аэрофлотской одежде, а сейчас черный костюм из дорогой шерстяной ткани мягко облегал фигуру, скрадывая впечатляющие формы, делал ее стройной. Медно-рыжие роскошные волосы были скрыты под русым париком. Четкость линий парика, обрамляющих лоб и щеки, придавали лицу суховатость, но, когда Лехнова заулыбалась, это впечатление пропало: сломались жестковатые крылья бровей, огромные, затуманенные зеленым глаза вспыхнули; не знавшие краски губы, все черточки лица вдруг смягчились, выражая радость.
– Очень рады, Галина Терентьевна. С приездом! Только я вот не знаю, где вы были и зачем исчезли… – улыбался Донсков.
– Как? Разве Миша не говорил?.. Михаил, ты не увидел моей записочки и не получал писем? Писала три, к сожалению, безответных.
– Считал, что все, написанное тобой, касается только нас двоих, Галина, – приглушая голос, сказал Комаров.
– Но почему же не ответил?
– Решать должны были не слова.
– Ну ладно… Пусть девочка принесет чая.
– Может быть, дома? Ты с дороги. Покушаешь, отдохнешь.
– Нет, Миша. Не надо чая. Если можно, отвези… к памятнику.
– Так сразу?
Лехнова молчала, опустив глаза, теребила белую треугольную сумочку.
– Зоя! – приказал Комаров, по селектору. – Вызови Павла на «газике». Поеду я, замполит и Галина Терентьевна.
Ознакомительная версия.
